— Вот скоро папа придёт с работы, расскажет что-нибудь…

— Ничего он не расскажет… Так, чепуху свою милицейскую, — печально глядя в потолок, отвечала женщина. А когда Николаев возвращался и подходил к ней, она с мольбою в глазах говорила: — Кирюша, бросил бы ты свою службу, побыл бы со мной. Мы бы с тобой целый день могли разговаривать, смотреть друг на друга…

— О чём ты, Ариша? — хмурился он, отводя от жены взор. — Да и как я могу оставить работу? Куда я потом денусь? Кому я нужен буду?

— Мне уже немного осталось, милый. Побудь со мной. Умру я скоро, а тебя нынешнего так и не запомню. Шныряешь где-то в темноте, бегом проносишься, я лица твоего увидеть не успеваю.

— Что ты ерунду несёшь! «Умру», вот ведь выдумала.

— А ты думаешь я вечно, что ли, буду такая? Нет, Кирюша, не буду. Раз не нужна я никому, так и не буду жить. Я уж совсем слабая сделалась, едва руками шевелю… А помнишь, какие у меня руки были крепкие и красивые? И вся я была ладная, изящная. Ты ведь любил меня, любил мою кожу, моё тело, и ты всегда с удовольствием целовал меня. А теперь я похожа на истрёпанную мешковину, теперь я тебе не нужна, теперь ты не хочешь меня…

У Николаева щемило сердце от этих слов.

Арина ошибалась, утверждая, что Николаев перестал любить её. Нет, он любил её по-прежнему. Впрочем, не по-прежнему, всё-таки по-другому, но любил. Он, конечно, совсем не бывал возле жены — тридцать минут неуютного молчания перед сном были не в счёт — и бывать не хотел. Он не боялся ни бандитских ножей, ни пуль, а вот беспомощности некогда страстно любимой женщины страшился, как и собственного бессилия перед неведомой силой, лишившей жену красоты и животворных токов. И Николаев бежал от этой беспомощности прочь.

Погребальные урны

Гай Публий — Тецию.

Привет!

Ты удивляешься, что я поддерживаю дружеские отношения с тобой. Но ведь не я один стремлюсь пользоваться твоим обществом. Ты знаменит, овеян легендами. Самые богатые женщины выкладывают к твоим ногам огромные деньги, чтобы провести ночь с тобой. Самые высокородные юноши прикладывают все силы, чтобы заполучить тебя в знакомые. Мы же с тобой сошлись случайно.

Я прекрасно помню ту ночь, когда на улице на меня набросились грабители и ты, услышав мои крики, пришёл ко мне на помощь. Судьба распорядилась таким образом, чтобы именно ты — гладиатор — обнажил свой клинок ради спасения не своей, а чужой жизни.

Мне всегда не хватало человека сильного, на которого я мог бы опереться в трудную минуту. Возможно, я признаюсь в собственной слабости. Но честность — не худший из пороков. Слабость же можно преодолеть. Я мечтаю о сильном товарище и хотел бы найти такого товарища в тебе.

Ты скажешь, что мне нужно искать товарищей среди моих сверстников, а не среди мужчин, годящихся мне в отцы и к тому же зарабатывающих на жизнь убийствами на арене цирка. Но я в полном праве сам выбирать себе друзей и даже заключать договор о дружбе [23] . Недавно мне исполнилось семнадцать, уже второй год я ношу мужскую одежду [24] . Несколько месяцев назад во главе Рима встал Нерон; ему тоже семнадцать лет.

Если ты выскажешь предположение, что я, обращаясь к тебе, ищу в тебе наставника и даже отца, то не сильно ошибёшься. Минуло двенадцать лет с того дня, как мой отец был выслан в Британию. Никто не знает, что случилось с Траяном Публием. Возможно, будь он рядом, нас бы ничто не связывало, кроме имени, или же нас соединяли бы узы крепчайшей дружбы? Об этом можно лишь гадать. Судьба лишила меня отца, и я не имел возможности узнать, что означает присутствие взрослого мужчины в доме.

Я приглашаю тебя на нашу виллу погостить. Я очень люблю её, и ты полюбишь её, познакомившись с прелестью виллы, удобством положения, простором побережья. Ехать туда надо по Остийской дороге и свернуть у тринадцатого столба [25] ; тут начинаются пески; в повозке ехать тяжелее и дольше; верхом приедешь скорее, и дорога для лошади мягкая. Вид всё время меняется: дорогу то обступают леса, и она тянется узкой полоской, то бежит среди широких лугов. Много овечьих отар и лошадиных табунов, много крупного рогатого скота.

На вилле есть всё, что нужно. Ты входишь в атрий, скромный, но со вкусом устроенный; за ним находится маленькая площадка, окружённая портиками: в плохую погоду не найти лучшего убежища — здесь имеются рамы со слюдой и крыша. Дальше расположен триклиний, выдвинутый вперёд к побережью. Когда на море поднимается волнение, то брызги иногда долетают до триклиния. Во всех трёх стенах его устроены двери и окна.

Слева от триклиния находится большая комната, за ней другая, поменьше. Маленькую комнату я люблю больше других. Она освещается утром через одно окно утренним светом, а через другое — вечерним. Эта маленькая комната служит библиотекой, в её стену вделан книжный шкаф. Спальня рядом — через небольшой коридорчик, откуда равномерно поступает в соседние помещения тепло от пола и труб [26] . Остальная часть этого крыла предназначена для рабов и вольноотпущенников.

Справа от триклиния находится прекрасно отделанная комната. За ней следует очень большое помещение, которое можно использовать и в качестве спальни, и в качестве столовой средней величины. Тут очень светло от солнца и от моря. Далее лежит комната с прихожей, летняя по высоте потолка, и зимняя по недоступности ветру.

Потом баня, просторная, с двумя бассейнами. Рядом расположена комната для раздевания и натирания. Сразу за ней следует гипокауст для мягкого прогревания тела, затем — пропигний, то есть парное отделение. В соседней комнате устроен бассейн с горячей водой. Тебе должно понравиться.

При всех удобствах и приятности этого места, ему не хватает фонтанов. Есть колодцы, вернее родники. Природа этого побережья вообще удивительна: где ни копнёшь, сразу выступает вода, причём чистая, ничуть не отдающая морской водой. Берег очень красят усадьбы. Они разнообразны и тянутся то сплошь, то с промежутками. Если смотреть на них с моря, то кажется, что перед взором лежит цепь городов.

Я вырос в Риме, но меня тянет сюда; я нахожу достаточно причин, чтобы любить это место. Надеюсь, что и в тебе пробудятся тёплые чувства, когда ты окажешься на нашей вилле. Хочу надеяться, что ты положительно откликнешься на мой призыв.

Будь здоров.

Теций осмотрелся, стоя посреди аллеи, усаженной кипарисами.

— Здесь чудесно, — сказал он, с блаженством втягивая носом воздух.

— Значит, я был прав в том, что уговорил тебя приехать ко мне? — Гай радостно улыбнулся. У него было свежее лицо, сияющие глаза, мягко завитые надо лбом волосы. У него была стройная фигура, он отличался высоким ростом, и всё же Теций по кличке Резатель возвышался над юношей, как утёс.

— Ты окреп здесь, мой друг, — Теций похлопал широкой ладонью юношу по плечу. — Мне приятно думать, что мои уроки пошли тебе на пользу. Жаль, что у меня нет сына, Гай. Мне бы хотелось иметь такого сына.

— Если бы я был твоим сыном, мы не сумели бы стать хорошими друзьями.

— Возможно, ты прав. Не знаю, не стану спорить с тобой, — сказал Теций. — Кстати, думаю, что тебе пора появиться в Риме.

— Не хочу встречаться с моей матерью.

— Разве у вас натянутые отношения?

— Она слишком часто приводит в наш дом любовников, — брезгливо поморщился юноша. — Раньше я не обращал внимания, но сейчас меня слишком коробит это.

— Твоя мать ещё молода и очень красива. Почему ты хочешь запретить ей жить той жизнью, которой она вполне достойна? Ей требуется внимание мужчин.

— Я ничего не запрещаю ей и отношусь к ней с почтением и сыновней любовью, но мне не нравится, что слишком много посторонних мужчин допускается к тому месту, которое породило меня! — Гай сверкнул глазами и возмущённо выставил вперёд острый подбородок.